Идея создания психологической службы в рамках фонда появилась летом 2022 года. Мы обсуждали её с представительнецей фонда Ольгой Зазулинской и вскоре приступили к первым шагам: создали рабочие аккаунты, продумали систему распределения ресурсов и нашли партнёрскую поддержку, включая психиатрическую помощь для более сложных случаев. После публикации анонса на медиаплощадках фонда нам начали писать беларусы с запросами на психологическую помощь. Лично для меня это был способ помочь как можно большему числу людей в уязвимом положении. Я сам когда-то получил важную поддержку и чувствую потребность передавать это дальше. За три года работы — около 1500 часов консультаций и примерно 170 клиентов. Похожие цифры и у моей коллеги по проекту.
В основном это взрослые: мужчины, женщины, иногда с детьми. Это родственники политзаключённых, пострадавшие от репрессий, активисты, а также простые беларусы, которых затронули события последних лет, — даже если они не прошли через тюрьмы и задержания напрямую.
Основные запросы — тревожность, депрессия, нарушения сна, посттравматические симптомы, трудности адаптации после эмиграции, хронический стресс. У некоторых — проблемы с употреблением психоактивных веществ.
У многих жизнь налаживается после исчезновения непосредственной угрозы. Но облавы, преследования, ИВС, тюрьмы, — всё это оставляет глубокие следы. Часто это не проявляется в классическом ПТСР, но остаётся в виде стойких воспоминаний. Людям нужно рассказать свою историю, пересобрать её, — это важный элемент терапии. Проговаривание помогает интегрировать травматические события и снижает их эмоциональный заряд. Любое горе требует пространства, времени и внимания.
Таких много — помню примерно 80% историй, с деталями. Но особенно дорога мне история женщины, чей сын долгое время находится в колонии. Мы с ней работаем с самого начала проекта. Это исключительный человек, для меня она — символ Беларуси-Матери. Несмотря на тяжёлую депрессию, она работала, заботилась о семье, отправляла передачи сыну. Сейчас ей легче, она уже заботиться в том числе и о себе. Я очень жду дня, когда её сына освободят.
Да, коллективная травма существует. Это чувство принадлежности к несправедливо пострадавшему и страдающему народу. Даже если за этим не стоят конкретные события, у многих беларусов сохраняется ощущение уязвимости, отсутствия «нейтральности» в отношении себя.
Кроме того, травма передаётся между поколениями. Это уже трансгенерационная травма: выученная настороженность, тревожность, страх, — то, что дети впитывают от родителей и бабушек. Сейчас мир более подвижный и открытый, возможно, это не окажет такого же глубокого влияния, как советские репрессии повлияли на наших родителей.
Что касается «срока давности» — всё индивидуально. Если человек смог выстроить новую жизнь, интересуется людьми, строит отношения, занимается каким-то делом, он может довольно быстро восстановиться. А если Беларусь станет свободной и начнётся процесс восстановления справедливости, это придаст сил всему обществу.
Внутри страны люди живут в перманентном стрессе: страх, невозможность строить планы, постоянная настороженность. В эмиграции есть другие сложности — адаптация, одиночество, депрессия, но появляется шанс на восстановление. Однако многие переживают за близких в Беларуси, чувствуют вину, страх быть услышанными или замеченными. Мы работаем и с теми, и с другими.
Потому что это реальная помощь. Проект фонда «Страна для Жизни» стал для многих «островком» безопасности, где можно начать разбираться в себе, структурировать страхи и проблемы, найти «конец ниточки» и начать действовать. А в действии уже появляется ясность.
Иногда кажется, что нужна одна большая платформа с объединёнными ресурсами — ради удобства и финансирования. Возможно. Но конкуренция рождает стандарты. Например, мы даём 10 встреч, и пусть эти 2,5 месяца едва позволяют выстроить устойчивый альянс и добиться значимых изменений, но это можно рассмотреть как начальный вариант оказания помощи. Ещё один наш плюс — гибкость. Сейчас работаем через бота, быстро подхватываем обращения, адаптируем расписание под клиента. Это важно.
И, конечно, вопрос выгорания. Чтобы работать эффективно, нужно получать за это хотя бы минимальное вознаграждение и возможность быть видимыми. 80% нашей работы — волонтёрство. Лично мне пришлось устроиться на стройку по прежней профессии инженера, чтобы зарабатывать на жизнь. Днём стройка, вечером — кресло терапевта. Интересно, но времени на профессиональное развитие почти не остаётся.
Попробуйте. Созвонитесь, просто поговорите. Первая сессия — это почти всегда лёгкая болтовня о жизни и трудностях. Мы задаём вопросы, потому что нам действительно важно понять, как вы справляетесь и где вы застряли. Это не карикатурный «психоанализ на кушетке», где в итоге виновата мама. Мы разрешаем ругаться, плакать, жаловаться. Это пространство, где можно быть собой.
Если хочется понять, как это работает, можно начать с интервью на YouTube — например, со Стивеном Хейсом. Он чуть академичен, но очень профессионален. А мы — чуть менее академичны, зато более живые (улыбается).
Терапия — это разговор с человеком, который вместе с вами хочет найти способы, как улучшить вашу жизнь.
Поддержите проект «Психолог рядом»
Проект существует благодаря вашей поддержке. Именно донаты дают возможность оказывать психологическую помощь тем, кто в ней нуждается после заключения, задержания, пыток, эмиграции.
Каждый ваш донат — час терапии для беларуса_ки.
Поддержав проект, вы становитесь частью выздоровления не только отдельного человека, но и всей нации.